Есть два вида любви. Можно сказать, что их гораздо больше, — двадцать два, двести двадцать два, столько же, сколько влюбленных, — но на самом деле от участи не спрячешься. С одной любовью можно еще что-то сделать, с другой — ничего. Одна протекает мирно и счастливо, начинаясь знакомством в своем, уютном привычном кругу. Затем — медленное движение друг к другу, наилучшие пожелания близких, возрастающая взаимная приязнь и, наконец, привычка. Другая обрушивается внезапно, со всей катастрофичностью непрошенного счастья, со всем жаром мгновенного узнавания, — обрушивается, не щадя и не спрашивая, не дав ни опомниться, ни защититься от неизбежности.

Первая заканчивается благополучно, венчаясь венчанием или добропорядочными совместными уик-эндами с выездами за город или к общим друзьям. Так или иначе — этот поезд идет по графику. Вторая неуправляема, как бешенный экспресс без машиниста, рушит семьи, опрокидывает надежды, обо всем заставляя позабыть, на все блаженно махнуть рукой, — и никогда не доводит до добра. Мечтая о такой любви, мечтай обо всем, кроме благополучного финала, — ни к чему себя растравлять несбыточными надеждами. Рано или поздно любящие, вырванные каждый из своей жизни страстным, неумолимым притяжением, усталые и сломленные, вернуться на круги своя. Вокруг — мир, навсегда лишившийся красок; унылый пейзаж катастрофы, с корнем вывороченные деревья, клочья травы, остовы сметенных зданий под безнадежным бесцветным небом, которому уже не засиять.

Эта страсть не протекает безмятежно: в безмятежности нет страсти. Если судьба из милости заранее устранила барьеры, не обременив любящих семьями, нищетой или робостью, — любовь воздвигает препятствия сама себе, мучит, изводит, сводит с ума обещаниями невыносимого счастья, за одно мгновение которого двое беззащитных безумцев отказываются от всего, кроме друг друга. Мир становится враждебен им в ту же секунду, как на беду свою они впервые встречаются взглядами — на случайной вечеринке, на автобусной остановке, в убогом кафе на окраине.

Не ждите, чтобы благополучные любовники вызвали такую ненависть, — их проводят добродушным подмигиванием, поощряющей усмешкой. Но благополучные любовники не знают такой страстной, изводящей тяги друг к другу, заставляющей забывать о любых приличиях в баре, картинной галерее или мебельном магазине, — пусть смотрят, пусть видят, пусть завидуют втайне, ибо втайне о миге безумия грезит каждый.

Благополучных влюбленных тянет друг к другу, ибо их жизни изначально похожи. Так любят пастух и пастушка. Их сплачивает общая любовь — не друг к другу, а к покою, расчисленному бытию и надежной почве под ногами. Не так у внезапной, сумасшедшей любви, выбирающей жертв наобум. Принц и нищая, странствующий рыцарь и жена дровосека. У таких влюбленных — почти ничего общего, кроме какой-то одной, потаенной, самой болезненной струны, вроде книги, прочитанной обоими в детстве, или парка, мимо которого они бегали в школу. Их ничто не роднит, кроме единственной, никому не известной черты, — кроме которой, оказывается, ничего никогда не было.


Такая любовь срывает любые маски. Один всегда был повелителем, другая втайне — всегда жертвой. Их встречи коротки и случайны, ласки ненасытны, во время дневных разговоров или блужданий все напоминает им о ночах. Постель — их крепость, их дом, их последнее и единственное пристанище. Этого не было и не будет ни с кем другим — только сейчас, пока их страсть запретна и будущее неясно, хотя оба догадываются о худшем. Они знают, что судьба глядит за ними пристально, пристальней, чем за любовниками-друзьями, благополучными партнерами в обоюдно признанной игре.

Обреченные любовники знают, что время их коротко и будущее печально. Они торопятся прожить отпущенный миг так, чтобы обнищавшим, смирившимся, изломанным и опустошенным, им было что вспоминать.

Эта любовь изобретает свои словечки, клички, условные знаки. Она, как может отгораживается от мира, никого к себе не подпуская. Эта любовь — объект презрения и насмешки. Она опустошает и губит. Она калечит. Она сродни смерти. Двоим, предназначенным друг для друга, — лучше никогда не встречаться.

Но только это зовется любовью. Все остальное, что претендует на ее имя, — подделка для бедных, жалкий заменитель, утешение для тех, кого не задел ураган. Пусть себе думают, что любят. Мы знаем.